Becoming. Моя история  - Мишель Обама

Сам Барак жил в спартанской однокомнатной квартире в Сомервилле, но меня поселили в роскошном отеле «Чарльз» неподалеку от кампуса. Там можно было поспать на гладких высококачественных простынях, а Барак, который редко готовил для себя, мог перекусить перед утренними занятиями. По вечерам он устраивался в моем номере и делал уроки, завернувшись в толстый махровый халат с логотипом отеля.

В тот год на Рождество мы полетели в Гонолулу. Я никогда раньше не была на Гавайях, но чувствовала, что мне там понравится. В конце концов, я уезжала из Чикаго, где зима тянулась до апреля, а лопату для снега нужно было повсюду возить с собой в багажнике. В моем гардеробе было впечатляющее количество шерстяных вещей, поэтому любая возможность уехать подальше от зимы казалась просто отличной. Во время учебы в колледже я ездила на Багамы со своим однокурсником Дэвидом, а потом на Ямайку с Сюзанной. В обоих случаях я наслаждалась мягким бризом и радостным оживлением, которое испытывала каждый раз, приближаясь к океану. Возможно, поэтому меня так тянуло к людям, выросшим на островах.

В Кингстоне Сюзанна водила меня на белоснежные пляжи, где мы часами ныряли в нефритовые волны. Дорога туда проходила через рынок, где Сюзанна умело лавировала, болтая с уличными торговцами.

– Попробуй это! – кричала она во все горло, передавая мне кусочки жареной рыбы, жареного батата, стебли сахарного тростника и ломтики манго. Она хотела, чтобы я попробовала все и поняла, как много потрясающих вещей в мире заслуживают любви.

Барак вел себя точно так же. Он жил на материке уже больше десяти лет, но Гавайи все еще много для него значили. Он хотел, чтобы я осмотрела все, начиная с раскидистых пальм, окаймлявших улицы Гонолулу, и полумесяца пляжа Вайкики и кончая зелеными холмами вокруг города. Около недели мы жили в съемной квартире, принадлежащей друзьям его семьи, каждый день ездили к океану, купались и нежились на солнце. Я встретила сводную сестру Барака, Майю, ей тогда было девятнадцать. Майя оказалась доброй и умной студенткой Барнард-колледжа. У нее были круглые щеки, большие карие глаза и темные вьющиеся волосы. Я познакомилась с его бабушкой и дедушкой, Мадлен и Стэнли Данэмами, или Тут и Дедушкой, как он их называл. Они жили в той же маленькой квартире, где вырастили Барака, со стенами, украшенными индонезийскими тканями, которые им годами посылала Энн.

Потом я познакомилась и с самой Энн, полной живой женщиной с темными вьющимися волосами и таким же острым подбородком, как у Барака. Она носила массивные серебряные украшения, яркое платье из батика и крепкие сандалии, подходящие антропологу. Она отнеслась ко мне дружелюбно, поинтересовалась моим происхождением и карьерой. Было ясно, что она обожает сына – почти благоговеет перед ним, – и ей не терпелось поговорить с ним, обсудить свою диссертацию и обменяться книжными рекомендациями, как со старым другом.

Все в семье до сих пор звали его Барри, и мне это нравилось. Несмотря на то что его бабушка и дедушка уехали из Канзаса еще в 1940-х годах, они оставались типичными представителями Среднего Запада, как их всегда описывал Барак. Дедушка был большим, похожим на медведя мужчиной, глуповато шутил. Тут, дородная седовласая женщина, сделавшая карьеру вице-президента местного банка, готовила нам на обед сэндвичи с тунцом и салатом. По вечерам она подавала крекеры «Ритц» с сардинами в качестве закусок и раскладывала ужин на подносы, чтобы все могли посмотреть новости в гостиной или поиграть в «Эрудит». Скромная семья среднего класса, во многом похожая на мою.

И в этом было что-то успокаивающее, как для меня, так и для Барака. Какими бы разными мы ни были, мы все-таки подходили друг другу необычным образом. Словно теперь наконец стало ясно, в чем кроется причина притяжения между нами.

Напряженная, интеллектуальная сторона Барака на Гавайях несколько отступила, и ее место заняло умиротворение. Он был дома. Дом – место, где не нужно никому ничего доказывать. Мы везде опаздывали, но это не имело значения – даже для меня. Школьный приятель Барака, Бобби, рыбак, однажды взял нас на свою лодку, чтобы мы смогли понырять и бесцельно поплавать. В тот момент я впервые видела Барака таким расслабленным. Он отдыхал под голубым небом со старым другом, попивал холодное пиво, больше не зацикливаясь на новостях, или чтении документов, или на том, как исправить неравенство доходов. Выбеленная солнцем нежность этого острова по-новому раскрыла нас обоих, отчасти дав нам время, которого у нас раньше не было.

Многие мои друзья оценивали своих потенциальных партнеров с точки зрения в первую очередь внешности и финансовых перспектив. И как только оказывалось, что выбранный ими человек не умеет выражать чувства или не любит быть уязвимым, они думали, будто проблему решит время или брачные клятвы. Но Барак появился в моей жизни полностью сформированным человеком. С самого первого нашего разговора он показал мне, что не стесняется своих страхов или слабостей и ценит искренность. На работе же я увидела его готовность жертвовать своими потребностями и желаниями ради важной цели.

И теперь, на Гавайях, я наблюдала, как его характер отражается в других мелочах. Его дружба со школьными приятелями свидетельствовала о постоянстве в отношениях. В его преданности волевой матери я видела глубокое уважение к женщинам и их независимости.

Мне не пришлось обсуждать это вслух с Бараком, чтобы понять: он справится с девушкой, у которой есть собственные пристрастия и мнения. Таким вещам нельзя научить, и даже любовь не поможет выстроить их с нуля или изменить. Открыв мне свой мир, Барак показал все, что нужно было знать о том, каким партнером он будет по жизни.

Как-то днем мы взяли напрокат машину и поехали на северный берег Оаху. Сели на полоске мягкого пляжа и смотрели на серферов, покоряющих океан. Мы пробыли там несколько часов, просто разговаривали, пока одна волна накатывала на другую, солнце клонилось к горизонту, а люди собирались по домам. Мы разговаривали, пока небо становилось розовым, потом фиолетовым и, наконец, потемнело. Продолжали разговаривать, когда жуки начали кусаться, а мы проголодались. Если бы я могла сейчас очутиться на Гавайях в прошлом, то выбрала бы этот момент – когда мы сидели на краю океана и строили планы на будущее, обсуждая, в каком доме мы хотели бы жить, какими родителями мы хотели бы стать. Наверное, говорить об этом было чересчур смело и рискованно, но в то же время обнадеживающе. Казалось, мы никогда не остановимся и этот разговор между нами продлится всю жизнь.

Вернувшись в Чикаго и снова оказавшись вдали от Барака, я стала ходить на свои старые добрые встречи «счастливого часа», хотя и редко задерживалась на них допоздна. Преданность Барака чтению пробудила во мне новую страсть к книгам. Теперь я была готова провести субботний вечер с хорошим романом на диване.

Когда мне становилось скучно, я звонила подругам. Даже теперь, когда у меня появился парень, лучше всего меня поддерживали подруги. Сантита Джексон теперь путешествовала по стране в качестве бэк-вокалистки Роберты Флэк, но мы созванивались при каждом удобном случае. Где-то за год до этого я сидела с родителями в их гостиной и с гордостью смотрела, как Сантита с братьями и сестрами представляли своего отца на национальном съезде демократической партии 1988 года. Священник Джексон сделал солидную ставку на президентскую гонку, выиграл около дюжины праймериз[97], прежде чем уступить место Майклу Дукакису. Тем самым он наполнил надеждой и радостью такие дома, как наш, – даже если в глубине сердца мы понимали, что у Джексона очень и очень мало шансов.